Луи Виктор

Луи Виктор (также известен как Виталий Евгеньевич Луи, Виталий Левин, Victor Louis; 5 февраля 1928 г., Москва — 18 июля 1992 г., Лондон) — английский и советский журналист.
Этого человека просто не должно было существовать в Советском Союзе. Но он не просто был, а стоял за всеми громкими событиями постсталинской России.

Чем же так знаменит Виктор Луи

Луи появлялся там, где с советским паспортом путь был закрыт, чем снискал себе славу шпиона. Он был, прежде всего, первым и самым талантливым политтехнологом нашей страны: он знал цену обещаниям, умел играть на слабостях оппонентов и предугадывать победителей и проигравших в кремлевских интригах.
Человек, первым сообщивший на Запад об отставке Хрущева, осуществивший дерзкую операцию по вывозу мемуаров Светланы Аллилуевой, участвовавший в заговоре против Мао Цзэдуна и это еще не все…
Человек-противоречие и человек-загадка. Одновременно бывший зэк и аристократ, патриот и западник, сноб и рубаха-парень, свой и чужой…
Для тех, кто не знает или забыл: имя Виктора Луи было громко известно в кругу творческой интеллигенции начиная с 1960-х годов и кончая крушением СССР. Он слыл могущественным и загадочным человеком с замашками сибарита – то ли генералом КГБ, то ли секретным советником иностранного отдела ЦК КПСС, то ли обоими вместе.

Знакомство с ним, от греха подальше, творческие интеллигенты не афишировали – но бывать у него на даче бывали, и охотно. А Виктор Евгеньевич принимал хлебосольно, показывал картины, коллекционную бронзу, скульптуры Эрнста Неизвестного в саду, шесть или семь роскошных автомобилей в гараже: «порше», «бентли», «вольво».
С затаенной гордостью коллекционера демонстрировал машины и ронял как бы невзначай:
«У меня их больше, чем у Брежнева».

И от такого признания озноб пробирал визитера.⁴
Но не для того робкие интеллигенты, знаменитые, наезжали в Баковку, чтобы любоваться картинами и машинами. А наезжали они затем, чтобы просить о помощи: помогите, Виктор, опять выезд за границу закрыли, держат, не пускают никуда.
И Луи помогал: оформляли паспорт, выдавали командировочные.
Кто у него только не перебывал в этой Баковке!..
«Приезжали в темноте, просили шепотом, – мягко усмехаясь, рассказывал Виктор. – Чтобы коллеги не узнали».
Из каких соображений помогал Виктор Луи? И требовалась ли расплата за такую помощь? Кто знает…⁴

Агент КГБ по одурманиванию общественности

«В числе самых известных агентов КГБ в сфере «одурманивания общественности» – Виталий Евгеньевич Луи, который больше знаком под именем Виктора Луи. Будучи официально корреспондентом лондонской газеты «Ивнинг ньюс» и некоторых других западных изданий, он был замешан в целом ряде «громких историй», сфабрикованных советской разведкой для обмана международной общественности.»⁷
О таких принято говорить: его биографии хватило бы на троих. Как и должно быть у людей его профиля, о его детстве почти ничего не известно. И, как полагается по сюжету авантюрно-приключенческого романа, он был сиротой.

Луи — это не кличка, а «родная» фамилия по паспорту: кое-кто из его друзей, правда, клянется, что сначала она писалась как Луй, но потом, мол, то ли отец, то ли он сам ради благозвучия убрал хвостик над «й».²
Виктор Луи родился в 1922 году. В начале 1950-х годов он был осужден за спекуляцию. В 1956 году он был освобожден.
По данным майора КГБ Юрия Носенко, бежавшего на Запад в 1962 году, Виктор Луи с конца 1950-х годов начал сотрудничать с советскими спецслужбами. Став «журналистом», он повел такой образ жизни, о котором многие советские люди могли лишь мечтать, включая и тех, кто относился к так называемой номенклатуре.⁷
По степени влияния его ни с кем не сравнить. Официально — журналист-международник, собственный корреспондент английских «The Evening News» и «The Sunday Express» в СССР. По сути же — король «тайных поручений», великий комбинатор, которому под силу были такие политические и дипломатические интриги, с какими не справлялись официальные руководители государства.³
Бывший зек Луи начал свою карьеру с «должности» лагерного манипулятора. В дальнейшем он вырос в серого кардинала КГБ, «сливавшего» на Запад угодную советским спецслужбам информацию.
Он первым сообщил об отставке Хрущева и теракте в московском метро в 1977 году, тайно вел переговоры с руководителями Тайваня, с которым у СССР не было дипломатических отношений, занимался созданием позитивного политического имиджа Юрия Андропова на Западе.
Ему, единственному за всю историю СССР легальному долларовому миллионеру, было позволено все: иметь шикарную дачу с собственным пресс-центром, бассейном и теннисным кортом, автопарк из 10 олдтаймеров, жену-англичанку, библиотеку запрещенной литературы…³

Становление Виктора Луи

В становлении Виктора Луи как «тайного канала» было несколько ступеней, подобных разгонным блокам, ускоряющим ракетоноситель.
Первый относится к 1957 — 1958 годам, когда Луи даже не «шел» по карьерной лестнице, а ехал на лифте. В конце 1950-х годах он уже официально аккредитованный при МИД СССР иностранный корреспондент.
«Давайте получим статус иностранного корреспондента! — вспоминает нескромное предложение Виктора Луи Елена Кореневская, знавшая Луи по «профессиональной» линии дольше всех, с 1956 года. — Сказать это в 57-м — то же самое, что подписать себе смертный приговор». Ни один советский гражданин не мог этого добиться: секретарь, официантка, переводчик при иностранной компании — возможно. Но с советским гражданством собственные корреспонденты иностранного СМИ были немыслимы. ²

Журналистская удача пришла к Виктору Луи через несколько лет, в смутные дни свержения Никиты Хрущева: это он, Луи, первым из корреспондентов передал в свою газету сенсационное сообщение об «отставке» Никиты Сергеевича. Сообщение было отправлено за несколько часов до официальной публикации.
Остается только гадать, кто, зачем и каким образом передал Виктору Луи совершенно секретный материал…

Как бы то ни было, но вскоре после этого случая Луи получил приглашение на работу в одной из ведущих лондонских газет и принял его. Наниматели рассчитывали, что новый московский корреспондент располагает уникальными источниками информации. И они не ошиблись: корреспонденции Луи часто имели сенсационный характер и охотно перепечатывались мировой прессой.
Независимые эксперты и люди из спецслужб внимательно вчитывались в материалы, подписанные Луи: закрытая ли это информация, которую Москва по тем или иным причинам решила предать гласности – или ловко скроенная политическая дезинформация, «деза»?
Так или иначе, но имя Виктора Луи в скором времени стало известно в мире спецслужб ничуть не меньше, чем в газетном мире.⁴
В 1958 году Луи уже может достать для западных коллег — не бесплатно, разумеется, — стенограмму известного пленума Союза писателей СССР, на котором из рядов Союза был исключен лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак за западную публикацию «Доктора Живаго». Не нужно объяснять, что за такой «слив» можно было, в отличие от Пастернака, получить срок. Но Луи почему-то не боялся, а иностранцы, покупавшие у Луи сенсации, видимо, верили, что занимаются «настоящей журналистикой», добывая эксклюзив в авторитарной стране.

Создать Запад вокруг себя

Тогда же, в конце 1950-х годов, Виктору нужно было окончательно устроить свою жизнь, разложив все по полочкам, изготовиться к следующему турбоускорению. Он твердо решил не пытаться уехать на Запад, а создать Запад вокруг себя. Сделать так, чтобы «все было и чтоб за это ничего не было». ²
К началу 1960-х годов Виктор Луи уже предстает небедным, весьма влиятельным человеком, обросшим связями, к мнению которого прислушиваются, знакомством с которым дорожат… Он уже ходит в посольство США на закрытые просмотры киноновинок — в 1962-м, например, ходил на «Лолиту» Стэнли Кубрика. В своей мегаквартире на Ленинском устраивает банкеты, фуршеты, ланчи и файв-о-клоки, которые толпами посещают иностранцы.
«Дом приемов Виктора Луи», «международный пресс-центр» — так говорили о вроде бы обычной подмосковной даче внешне неприметного советского журналиста. Примерно с середины 1960-х «дача в Баковке» превратилась в один из ключевых центров обмена информацией.
Салон, где в расслабленной обстановке не только общались, но и прорабатывали сценарии разрешения различных политических конфликтов или, наоборот, их разжигания.
Агенты разведки, контрразведки, ассистировавшие КГБ ученые и артисты, иностранные дипломаты, краткосрочные «командировочные» с Запада, включая журналистов, составляли основную группу визитеров на дачу Луи «важняков». Тут и скульптор Неизвестный («…тот самый, что спорил с Хрущевым…»), и сын самого Хрущева, и переводчик Хрущева, а потом и Брежнева Виктор Суходрев, и глава московского офиса «Австрийских авиалиний» («…это те, что возят евреев через Вену…»), и публицист Джозеф Крафт («…он все чего-то записывает, даже есть не успевает…»).
Поговаривают, что сюда доехал сам министр обороны Израиля эпохи Шестидневной войны, прилетевший в СССР конфиденциально в статусе депутата кнессета Моше Даян. Вы можете представить экс-министра обороны «запрещенной» страны у себя на даче?!²
«Сама идея создания этого «пресс-центра» на даче Луи была, я считаю, просто гениальной, — рассуждает ветеран советской контрразведки Станислав Лекарев. — Там собирались люди, которые могли беседовать, могли уединяться, могли обмениваться телефонами. И это было раздолье для всевозможных наводок.
Здесь можно было к иностранному корреспонденту или дипломату подвести девушку легкого поведения, здесь вербовщик мог перехватить своего «клиента», здесь можно было втянуть иностранца в какую-то сделку.
И все это происходило в этом вертепе, в этом клубке, банке пауков и змей, где снюхивались и разыгрывались многоходовые комбинации.»²

Технология работы Луи

Технология «работы» Луи с иностранным пресс-корпусом была проста, как все гениальное. Предположим, на арене появлялся новый корреспондент некоей американской газеты. Даже с новичком Луи был искренне обходительным, обворожительно улыбчивым, искрометно остроумным.
Журналист удивлялся — как про такого человека можно говорить гадости?
Ко второй фазе Виктор переходил постепенно, сначала по капле «сцеживая» кое-какие кремлевские секреты (на Западе говорили — «дистиллируя»).
Позднее доза понемногу увеличивалась, маленькие секреты становились секретами побольше: когда ожидается следующий запуск очередного «Союза», что думает Политбюро о происках Пекина, что означает мнимая опала какого-нибудь члена ЦК.

Информация была на девяносто пять, если не на девяносто девять, процентов правдивой. Те, кто говорит, что Луи был лжецом и дезинформатором, знают, что лгут сами. Но его правда была — как бы точнее выразиться — избирательной, подвергнутой тщательной селекции, «дистиллированной». Он выдавал ее не целиком: а если и целиком, то поворачивал к наблюдателю только те грани, которые сверкали ярче для советской пропаганды.²
В 1961 году Луи женился на англичанке Дженнифер Стэтхэм (Jennifer Statham), работавшей няней у одного из дипломатов в английском посольстве. У них родилось трое детей: Николас, Майкл и Энтони  — все трое британские подданные.⁹

Первая крупная утечка через Луи

Одну из первых крупных утечек, или, как сегодня сказали бы, «сливов», через Луи организовали в 1961 году перед 31 октября. В тот день под занавес работы ХХII съезда КПСС было тайно принято решение о выносе мумии Сталина из Мавзолея и захоронении его на аллее у Кремлевской стены. Луи передал эту информацию на Запад незадолго до и сразу после: его сообщения о «студентах, требующих возродить ценности ленинизма и убрать тело Сталина из Мавзолея, который только для Ленина» являлись пробными шарами.
Собственно, о Западе Политбюро не очень беспокоилось — там одобрили бы любой способ ниспровержения диктатора. Куда более деликатной задачей было подготовить мировые коммунистические партии к символическому акту десталинизации.
Так начал работать «запускатель пробных шаров», тестер общественного мнения «на вражеской территории». «Шар» обкатывался в иностранных газетах: если в целом реакция была приемлемой для Советов, переходили к действиям.²

Информация о Хрущеве

Отставка Хрущева произошла в полной тиши 13 октября 1964 года. В Кремле информацию задержали на двое суток. Пока советский народ, как всегда, ничего не знал, спецгонец по имени Виктор Луи повез информацию о падении Хрущева на Запад и продал ее за очень большие деньги. Но история на этом не кончилась…
На Лубянке знали, что пенсионер Н. Хрущев, поселившийся в Усово на даче Молотова, пишет мемуары и намерен опубликовать их на Западе. Брежнева крайне беспокоило, как бы Хрущев не написал что-нибудь плохое о нем.
Проконтролировать «работу над мемуарами» было поручено Виктору Луи. Ему удалось установить с Хрущевым контакт через его сына. Автора убедили в том, что издание книги на Западе надо поручить Виктору. Последний лично переправил на Запад мемуары Хрущева, наговоренные на магнитофонную пленку.
Все «сомнительные», с точки зрения ЦК КПСС и КГБ, места из текста были вырезаны. Особенно упоминания, способные вызвать раздражение у Брежнева или у других членов Политбюро.
Интересно, что с американской стороны Виктору Луи в этой операции помогал представитель журнала «Тайм» в Москве Джеральд Шехтер. А подготовку рукописи к изданию осуществлял никому тогда неизвестный студент Оксфордского университета Строуб Тэлботт, будущий помощник госсекретаря США. В те горячие дни у Строуба не оставалось времени ни на приготовление пищи, ни на поддержание порядка в общежитии. На его счастье, все заботы о быте взял на себя его сосед по комнате, будущий президент США Билл Клинтон.
В результате американцами были опубликованы мемуары Н. Хрущева, прошедшие цензуру. После этого карьера Джеральда Шехтера и Строуба Тэлботта пошла в гору. Так в КГБ обычно расширяли разведывательные возможности своих агентов влияния.
Впоследствии, в 1990 году, Луи и Шехтер на базе этих изъятых кусков издали в США отдельную тоненькую третью книжку воспоминаний Н. Хрущева под названием «Магнитофонные ленты гласности». Гонорары поделили между собой.⁶

Эпизод со Светланой Аллилуевой

Побег Светланы Аллилуевой в США (весна 1967 года) был воспринят в Кремле весьма болезненно. Опасались скандальных разоблачений верхушки партийной иерархии. Распорядились – принять меры.
В КГБ утвердили план агентурных мероприятий. Подключили Виктора Луи.
Он тут же опубликовал в западной печати материал, компрометирующий дочь вождя. Оказывается, это она разоблачила в свое время ставшего популярным на Западе либерального писателя Андрея Синявского. Показалось маловато.
Тогда Виктор Луи с помощью КГБ взял интервью у детей Светланы Аллилуевой. В результате эмоционального давления он сумел убедить сына осудить мамин поступок.
Тем временем С. Аллилуева торопилась закончить подготовку к изданию своей книги. Обещала описать некоторые закулисные стороны жизни своего отца. Выход книги в свет намечался на октябрь, в канун празднования 50-летия советской власти.
Агентура КГБ пыталась повлиять на издателей и правительства западных стран с целью переноса даты выхода книги на несколько месяцев. Не помогло.
Тогда Виктор Луи предложил сделать в книге купюры, изъять моменты, вызывающие наибольшее беспокойство Кремля, и издать фальсифицированный вариант мемуаров С. Аллилуевой в западногерманском журнале «Штерн».
Предполагалось сделать это на несколько месяцев раньше издания подлинника. Условия: купюры не должны искажать смысл книги и должны остаться незаметными для читателя, доходы от издания наравне с неизбежными неприятностями отдаются на откуп исключительно Луи.
Условия приняли.
Виктору Луи предоставили копию рукописи, хранившуюся у детей Светланы, и комплект фотографий из личного архива И. Сталина. Издательство, согласное на пиратскую акцию, нашлось без труда.
Книга вышла летом 1967 г. и до какой-то степени сбила нараставший ажиотаж вокруг С. Аллилуевой.⁶

Недоправда эксклюзива Луи

Помимо информации «из застенок» (из-за Кремлевской стены) Луи по кусочку скармливал своим питомцам якобы услышанные или случайно подслушанные где-то разговоры военных о возможном вторжении в Чехословакию, следователей — об истинных причинах гибели Гагарина, космонавтов — о трагедии спускаемого аппарата «Союз-11».
В конце марта 1968 года Луи передает на Запад информацию о том, что привело к крушению самолета Гагарина и Серегина во Владимирской области. А летом 1971-го — о гибели экипажа «Союз-11». Спуск проходил вроде бы нормально, вертолеты нашли аппарат, поисковики открыли люк, увидели сидящих Волкова, Пацаева и Добровольского. Но — мертвых…
«Эксклюзив» Луи в Evening News был, как всегда, даже не полуправдой, а недоправдой.
«Советские ученые, — пишет Луи, — возлагают ответственность за аварию на самих космонавтов, которые не смогли «должным образом задраить люк спускаемого аппарата». То есть, господа, советская техника все равно the best, но вот за руль не так сели…²

Работа против Солженицина

Весной 1968 г. с целью дискредитации А. Солженицына до издания «Ракового корпуса», Виктор Луи предложил продать европейским издателям копию рукописи. Если бы эта операция удалась, у КГБ появился бы предлог для ареста писателя «за антисоветскую пропаганду за рубежом» и запрещения его книги. Но в русском эмигрантском издательстве «Грани» вовремя разгадали этот маневр. Направили в «Новый мир» телеграмму, в которой говорилось, что КГБ через Виктора Луи переслал на Запад экземпляр «Ракового корпуса», чтобы заблокировать его советскую публикацию.
В ответ Виктор Луи опубликовал в газете «Вашингтон пост» подложное интервью А. Солженицына, в котором писатель жаловался на свою судьбу и с одобрением отзывался о нападении немцев на Советский Союз. Утверждал, что только Берия был виноват в существовании концентрационных лагерей. Попутно пытался оправдать действия Сталина.
После выхода в свет за рубежом романа «В круге первом» (1968 г.) и повести «Раковый корпус» (1968–69 гг.) А. Солженицын получил Нобелевскую премию (1970 г.).
Преследование писателя усилилось. На долгие годы его перестали публиковать в СССР.
Некоторые читатели «Литературной газеты» в ответ на критическую статью о Солженицыне отказались от подписки на газету.⁶

Роль Луи в Тайваньской карте СССР

В конце 1960-х годов участились конфликты между Советским Союзом и Китаем. Были пограничные столкновения (знаменитая история с островом Даманский). Москва решила разыграть «тайваньскую карту». В октябре 1968 г., когда отношения с Пекином достигли крайнего обострения, на Тайвань был командирован Виктор Луи. Прибыл под китайским псевдонимом Ван Пин.
Приглашающим лицом был сын Чан Кайши – Цзян Цзинго, куратор спецслужб острова. В ходе бесед с ним Виктор Луи заверил, что Советский Союз не будет поддерживать Мао Цзэдуна в случае войны между Тайванем и КНР.
На следующей встрече, которая состоялась в Вене в октябре 1970 г., Виктор Луи сообщил Цзян Цзинго, что при возникновении конфликта Советский Союз рассматривает возможность нанесения упреждающего ядерного удара по Китаю, прежде чем у КНР появятся ракеты, представляющие угрозу Советскому Союзу. Попутно Луи выразил надежду на то, что Тайвань в случае захвата власти в Пекине будет проводить дружественный Советскому Союзу курс.
Одновременно те же самые слухи в Европе и Северной Америке стали распространять резидентуры КГБ. Эти меры помогли заставить Пекин, который к тому времени уже начал выходить из хаоса культурной революции, возобновить переговоры по урегулированию пограничного конфликта.
Но страх, что Советский Союз может нанести упреждающий удар, у китайских коммунистов был, видимо, настолько силен, что заставил их начать тайные переговоры с США.
Этот флирт закончился в 1972 г. визитом в Пекин президента США Ричарда Никсона. В результате началось сближение между Китаем и США. После этого в официальной терминологии КГБ Китай стал именоваться «основным противником», а привычное для советских стратегов понятие «главный противник» сохранилось только за США.⁶

Виктор Луи и эмиграция в Израиль

Вот что пишет Давид Маркиш в своей статье «Виктор Луи. Вопросы без ответов» в журнале «ЛЕХАИМ» (сентябрь 2002 г.):
«Впервые я встретился с Луи в конце 1950-х, вскоре после его освобождения из лагеря. Меня привел к нему в коммуналку мой друг, художник-нонконформист, ставший впоследствии знаменитым. С этим художником и с молодым композитором, нынче прославившимся, мы, по молодым годам, сбили независимую творческую группу и назвали ее «Треугольник Эмоциональных Реалистов». Название говорит само за себя…
В комнате Луи было людно, шумно. Одна стена была сплошь занята баром, на полках которого пестрели невиданными этикетками бутылки с французским коньяком, шотландским виски, английским джином.
Провожали в Париж, «на ПМЖ», солагерника Виктора – пожилого художника-еврея с круглыми печальными глазами и алым платком вокруг шеи. Этот художник, спасаясь от нацистов, бежал в свое время в Россию, был, как водится, посажен – а теперь возвращался восвояси. И в этом, по словам художника, помог ему Луи, к тому времени уже работавший в шведской газете и «имевший связи наверху».
С тех пор прошло пятнадцать лет.
В феврале 1971 года я подал просьбу о выезде в Израиль. Просьба моя не была удовлетворена, я, как тогда говорилось, «сел в отказ» – без каких-либо объяснений, но зато с прямым указанием, что выезд мне не будет разрешен никогда. А вот на мое возражение: я, мол, никогда не имел допуска ни к каким секретам, – мне был дан исчерпывающий ответ:
«Вы имели допуск к советскому образу жизни».
Сразу вслед за тем я начал подписывать коллективные письма протеста, участвовать в демонстрациях – короче, стал «профессиональным отказником». Мой телефон – а он, разумеется, то прослушивался, то вовсе отключался – накалялся от звонков со всех концов света. Чаще всего звонили из Израиля.
Как-то раз – я к тому времени получил уже шесть или семь отказов – один из моих израильских корреспондентов посоветовал мне связаться с Виктором Луи: он, возможно, сможет узнать, как сложится моя дальнейшая судьба. Я позвонил. Я был уверен, что Луи не помнит о нашем давнем шапочном знакомстве. Я ошибся.
– Приезжай вечером ко мне на дачу, в Баковку, – сказал Виктор. – Я тебе кое-что расскажу.
Я поехал со смешанным чувством: с одной стороны, терять мне было нечего, с другой, однако, решил у Виктора Луи ни к чему из еды и питья не прикасаться – на всякий случай…
Дача поражала роскошью и комфортом. У дома стояла черная «волга» с подозрительным номерным знаком. Виктор был любезен, дружелюбен.

Мне не пришлось рассказывать о моих делах – он и так все знал.
Мы сели за старинный круглый стол, хозяин предложил коньяк, сакэ – привез только что с Тайваня. Поездка на Тайвань была по тем временам столь же неосуществима для советского человека, как полет на Марс.
Я от угощенья отказался.
– Смотри, – сказал Луи, протягивая мне страничку с машинописным текстом. – Это семьи ваших отказников, ты их всех знаешь. Двадцать три семьи. Твои друзья в Иерусалиме передали мне этот список, просили помочь. Восемнадцать семей из списка уже уехали. Осталось пять. Ты в их числе. – Ты был в Иерусалиме? – спросил я с великой, отчаянной завистью.
– Вот карта, – усмехнувшись, сказал Виктор. – Погляди, где я был.
Карта мира на стене была сплошь испещрена значками.
– Мне дадут отсюда уехать? – спросил я.
– Я спрашивал кое-кого… – сказал Луи. – Ты получишь разрешение месяца через три-четыре. Только не езжай в кибуц – ты там с ума сойдешь от скуки.
«Надо ехать в кибуц, – подумал я. – Раз он говорит «не надо» – значит, наверное, надо».
– Я тебе позвоню за неделю до того, как ты получишь разрешение, – продолжал Виктор. – Времени на сборы тебе дадут немного. Увидимся в Израиле!
– А остальные по списку? – спросил я. – Лернер, Слепак, Польский?
– Ну, поживем – увидим… – уклончиво сказал Виктор. – С ними немного сложней. Но пусть не отчаиваются. Увидишь их – так им и скажи.
Потом он показывал дом, коллекции, машины.
– Ты на машине? – спросил как об обычном.
– Нет у меня никакой машины, – сказал я.
– Тогда я тебя подброшу до Кутузовского, а там ты возьмешь такси, – сказал Виктор.
Поехали на «порше». Сидеть было тесно, непривычно, как в пилотской кабине.
– Отличный автомобиль, – сказал Виктор, поглядывая на меня из-за руля. – Гонорар за «20 писем к другу».
Я промолчал. «20 писем к другу» – это была книга дочери Сталина, незадолго до того оставшейся на Западе.
Я уехал в Израиль 6 ноября 1972 года. На сборы мне дали четыре дня и предупредили, чтобы я в любом случае «покинул пределы» до 7 ноября – дня большевистской революции. В противном случае, было указано мне, я буду вынужден оплатить все расходы по образованию – десятки тысяч рублей, которых у меня не было и в помине.
Менее чем через два года, вскоре после окончания войны Судного дня, Виктор Луи приехал в Израиль – я узнал об этом от одного из руководителей Всемирного еврейского агентства Арье Дульчина. Дульчин передал мне, что Луи интересовался, как я устроился в стране, где живу и чем занимаюсь. Луи хотел встретиться со мной, и такая встреча состоялась.
По просьбе Виктора мы поехали в Иерихон осматривать развалины древнего города. Я вел машину.
Над долиной Иордана висела сухая жара, в кронах финиковых пальм коричневели гигантские гроздья сахарных плодов. Из Иерихона по горной грунтовой дороге отправились в Рамаллу.
На подъеме, не доезжая перевала, арабский полугрузовичок, шедший нам навстречу, попытался прижать нас к обрыву. Пришлось маневрировать на узкой дороге, делать все возможное, чтобы избежать удара и не свалиться в пропасть: намерения араба были довольно-таки прозрачны.
В конце концов мы справились с неприятностями, поднялись в Рамаллу и заехали пообедать в какую-то придорожную харчевню. У Виктора от нервотрепки и дорожной тряски разболелась больная спина, он хотел не задерживаясь вернуться в Иерусалим.
В комнате иерусалимского отеля «Царь Давид», где он обычно останавливался, Виктор лег на пол на спину и вытянулся, снимая напряжение с позвонков.
Я пил кофе, сидя у журнального столика.
Разговор шел о том, что советское решение о разрыве дипломатических отношений с Израилем в 1967 году было непродуманным и ошибочным, что отношения неизбежно будут восстановлены и израильское посольство вернется в Москву.
Внезапно Луи приподнялся на локте и без всякого перехода сказал:
– В наше время всякий ответственный разведчик как минимум двойник…
И, как ни в чем ни бывало, продолжал говорить о возможностях торговых сделок между СССР и Израилем через третьи страны.
– Зачем вам везти евреев через Вену? – спросил Луи. – Тем более, скоро у вас начнутся там проблемы: количество «прямиков», как вы их называете, будет увеличиваться. Люди сегодня хотят ехать в Америку, а не в Израиль, и вы ничего не сможете с этим поделать. А можно попробовать организовать отправку эмигрантов через Одессу. Придет корабль, привезет, скажем, апельсины, а обратно увезет эмигрантов. Торговля плюс политика… Впрочем, это все мои собственные идеи.
Эти идеи по целому ряду причин не получили развития. Однако кое что из этих странных разговоров я опубликовал в газете «Маарив». Вот реакция одного из тогдашних русскоязычных изданий:
«Маркиш предлагает депортировать евреев из СССР в Израиль».
После этого Виктор Луи посетил Израиль еще четыре или пять раз. В последний раз он привез целую папку газетных вырезок на дюжине языков и, передавая ее, сказал:
– Я никогда, ни при каких обстоятельствах не причинил Израилю никакого вреда или ущерба. Теперь я хочу активно ему помогать. У меня есть интересные идеи и определенные возможности для их осуществления…»⁴

Виктор Луи и Сахаров

В конце лета 1984 года весь мир с беспокойством следил за состоянием здоровья академика А. Сахарова. Нобелевский лауреат, сосланный в г. Горький, объявил голодовку, добиваясь, чтобы его жене Е. Боннэр позволили выехать за границу на лечение. Западная пресса выставила Кремль как источник угрозы жизни академика.
Виктор Луи взялся затормозить развернутую на Западе кампанию в поддержку академика. В этих целях ему организовали интервью с А. Сахаровым в горьковской ссылке.
Виктор Луи продал это интервью западногерманской газете «Бильд» за баснословную цену. Ценность интервью возросла за счет нескольких снимков и фильма КГБ, показывавшего «ежедневную жизнь» Андрея Сахарова и его жены Елены Боннэр в ссылке.
Западные СМИ растиражировали кадры, где Сахаров выглядел очень похудевшим, но вполне здоровым.
В результате общественность успокоилась. Кампания в поддержку Сахарова пошла на убыль.
Цель КГБ была достигнута.⁷

Луи о своей национальности

В одно из своих посещений Израиля в конце 1980-х годов Виктор Луи в ответ на прямой вопрос о его национальном происхождении ответил: ну хорошо, моя мать была еврейкой, если это для вас так важно.
В тот свой приезд Луи намеревался купить дом в Эйлате – он искал для себя место с жарким климатом, связанное прямыми авиарейсами с Лондоном, где проходил ежемесячные медицинские обследования по поводу последствий трансплантации печени. И в связи с этим хотел получить израильское гражданство и заграничный паспорт.
В ту пору вовсю прощупывались пути для восстановления дипломатических отношений между Израилем и СССР, и Луи полагал, что осуществлять негласные контакты между Иерусалимом и Москвой эффективней и проще через него, чем по каким-либо иным каналам. По целому ряду причин из этой затеи ничего не вышло.⁴

Андропов – куратор Луи

Судя по некоторым высказываниям Виктора Луи, его прямым куратором и опекуном был Юрий Андропов. Это он разрешал Луи весьма неординарную для Советского Союза линию поведения и образ жизни.
Довольно таки авантюрные коммерческие операции на Западе и издание в Москве журнала УПДК (Управление по делам дипломатического корпуса), активно публиковавшего платную рекламу (дело по тем временам невиданное!), принесли Виктору Луи богатство.
В отличие от других советских богачей он его никогда не скрывал и широко им пользовался.
Его теннисный корт и бассейн, заграничные автомобили и коллекционные коньяки вызывали зависть и недовольство «соседей».

Луи и дело пилота Руста

Последняя сенсационная публикация Луи появилась в одном из крупнейших немецких журналов и была оплачена суммой с пятью нулями. Речь в статье шла о сидевшем под следствием пилоте-любителе Русте, приземлившем свою «Сессну» на Красной площади, шутливо переименованной после этого яркого события в «Шереметьево-3». Статья включала в себя подробный пересказ допросов подследственного пилота, дожидавшегося – вместе со всем миром – решения своей участи.
«Я не люблю сравнивать, это уязвимый метод. И все же в случае с Луи я позволю себе отступить от своего правила. Виктор Луи напоминает мне другого знаменитого авантюриста – Якова Блюмкина. Только пороховой Блюмкин буйствовал в эпоху раннего тигриного большевизма, а уравновешенный Луи действовал в атмосфере отцветшего, плесневеющего советского коммунизма.
Кстати, Блюмкин, как и Луи, никогда не конфликтовал с евреями в их национальном очаге: возглавляя в 20-е годы советскую резидентуру в Иерусалиме, Яков Блюмкин рекомендовал своему лубянскому шефу Трилиссеру в борьбе с британцами делать ставку на палестинских евреев, а не на местных арабов. Можно предположить, что связь Блюмкина с еврейством не ограничивалась одной лишь любовью к фаршированной рыбе.»⁴

Автопарк Виктора Луи

Специально для своего личного автопарка Виктор Луи построил деревянный гараж на несколько машиномест, в котором были смотровые ямы, комнаты для водителей, баки с запасом бензина и даже отдельная электростанция. Курировал автомобили водитель Виктора Луи — Алексей Зиновьев. Он же и пригонял Bentley на парад старинных автомобилей у стадиона ЦСКА в 1981 году — именно там состоялся первый показ этого уникального спорт-кабриолета.
Сам хозяин автомобиля посещал подобные мероприятия только в качестве зрителя и со стороны любовался своим Bentley.⁵
Таких спорт-кабриолетов, как у Виктора Луи, было сделано всего три: один по заказу барона фон Оппенхайма, второй — для киностудии Styria Film, и третий — для стенда фирмы на Берлинской Международной автомобильной выставке 1938 года. Кто его там приобрел — установить теперь уже невозможно.
Дальнейшая судьба первых двух кабриолетов также осталась загадкой. Возможно, они погибли в огне Второй мировой, а вот выставочный экземпляр после войны оказался в СССР в качестве трофея.
До Виктора Луи автомобиль находился в собственности какого-то художника, жившего и творившего у себя на даче. Рядом с домом находился гараж, где и стоял Bentley, на котором живописец возил свои холсты на выставки и вернисажи, пока в один из дней дача не сгорела вместе с художником и его работами. Кабриолет уцелел — огонь до гаража не добрался.
Оттуда автомобиль и забрал Виктор Луи.
Хотя, может быть, это всего лишь легенда, и Bentley был просто куплен у кого-то другого. В техпаспорте автомобиля стояло умопомрачительное название марки — «Адлер-Бентли».
В момент приобретения машина была не в очень хорошем состоянии, поэтому ее отремонтировали усилиями рабочих спеццеха завода ЗИЛ, которые в течение нескольких месяцев приезжали и уезжали в Баковку как к себе на работу. Но и после этого Bentley был отправлен в Англию, где мастера пошили новые салон и тент, а заодно перекрасили автомобиль в зеленый цвет.
Потом уже сам Луи покупал в разных местах всевозможные деталюшки вроде зеркал, шильдиков, сигналов и фар — машина была укомплектована ими в разумных пределах и со вкусом. Это вообще был единственный старинный автомобиль марки Bentley — такого же в Советском Союзе больше не было ни у кого.
«Мотор у него просто мурлыкал, да и сам Bentley был на ходу легким и нежным, как девушка, которую носишь на руках», — один из друзей Луи, часто ездивший за рулем этой машины, до сих пор вспоминает о ней с теплотой.⁵

Образ жизни Виктора Луи

Сам Виктор Луи в жизни был большим педантом и у себя на даче вел образ жизни английского аристократа — может быть, сказывалось влиняние его жены-англичанки Дженифер Маргарет. Вставал он обычно в десять утра, в одиннадцать завтракал и после работал.
В три часа он обязательно обедал, после обеда — с четырех до шести — непременно спал.
В семь часов ужинал. И так почти каждый день, если не случались поездки или иные дела.
Но в один из дней 1984 года этот распорядок был нарушен. Проснувшись от послеобеденного сна, Виктор Луи вышел на балкон своей дачи и увидел, что его гараж горит. Огонь к тому времени уже охватил всю постройку. Была вызвана пожарная команда, а сыновья метались в попытках потушить пожар, но Луи остановил их.
В накинутом на плечи пиджаке, скрестив на груди руки, он спокойно стоял и смотрел на то, как горят его автомобили. Наверное, так же смотрел Наполеон Бонапарт на пожар Москвы 1812 года.
Когда пожарные потушили пламя, то оказалось, что в огне погибли четыре автомобиля.
«К BMW 328 я уже давно стал равнодушен — мне надоело его чинить, за Mercedes-Benz 500 я получу страховку, про ВАЗ-2103 я вообще не говорю, а вот Bentley мне действительно жалко», — сказал Луи, подводя неутешительные итоги.
После пожара автомобиль представлял собой плачевное зрелище: полностью выгорели тент и салон, деревянный каркас кузова обуглился, расплавился алюминиевый капот, резина на колесах сгорела, и машина стояла на дисках. То, что когда-то было исключительной красоты кабриолетом, превратилось в груду головешек и закопченного железа.
Хозяин принял решение восстановить машину в Англии и даже слушать не хотел ни о каких советских реставраторах.
«Bentley должны делать только на Bentley», — сказал Луи и отправил автомобиль в Англию.
Там быстро составили калькуляцию всех работ по реставрации Bentley, от которой пришел в изумление даже ее состоятельный хозяин.
Стоимость восстановления равнялась чуть ли не стоимости самой машины — Виктор Луи читал автомобильную прессу и был в курсе цен на олдтаймеры. Bentley так и остался в Англии, а в Москву вернулась только обгоревшая надкапотная фигурка в виде буквы В с крылышками, как память об этом кабриолете.⁵

Закат Виктора Луи

С приходом М. Горбачева политическая ситуация в СССР стала быстро меняться. Звезда Виктора Луи начинала меркнуть. Понемногу он стал терять вес и влияние в Москве.
К этому добавились и проблемы со здоровьем.⁶
В 1989 году ему, одному из первых в мире, была трансплантирована донорская печень. Операция была проведена в английской клинике и обошлась чуть дороже, чем встала бы реставрация Bentley, — в 40 000 английских фунтов стерлингов.

Но и с новой печенью у Виктора Луи «не срослось»: через какое-то время после пересадки у него образовалась опухоль, и потребовалась еще одна операция.
Она была проведена блестяще, вот только самого пациента не смогли вывести из наркоза, и он умер на операционном столе.⁵

Оперативное наследие Виктора Луи

Виктор Луи оставил оперативное наследие. По настоящее время оно используется в закрытых учебных заведениях российских спецслужб в качестве иллюстрации высочайшего исполнительского класса при проведении наиболее хитроумных тайных комбинаций.⁶
Вот выдержки из передачи «Час прессы. Смотрим телевизор» («Радио Свободы»), состоявшейся в понедельник 1 февраля 2010 г. (участники: продюсер документальной драмы «Осведомленный источник в Москве» Алексей Волин и международный обозреватель РИА Новости Дмитрий Косырев. Ведет программу Елена Рыковцева):

«Елена Рыковцева: Странно спрашивать вас, Алексей, почему вам интересен этот персонаж, потому что он не может не быть интересен. Когда вы начинали эту работу, какие белые пятна оставались для вас в истории этого человека, и где, вам кажется, их удалось закрыть?

Алексей Волин: У любого человека, который занимается информационными спецмероприятиями и всем, что в той или иной степени связано со спецслужбами, с разведкой и с информационной войной, всегда будут оставаться в большом количестве белые пятна. Потому что всю правду не будет знать никогда и никто.

Может быть, даже включая тех людей, которые давали ему задания и которые с ним работали. Потому что Виктору Луи принадлежит замечательная, на мой взгляд, фраза, которая очень точно характеризует все, что происходило тогда и, думаю, в значительной степени происходит и сейчас. Он всегда говорил, что любой ответственный разведчик, как минимум, — двойник.

Елена Рыковцева: А он признавал, что он – разведчик? Или он это все в шутку, в качестве баек?

Алексей Волин: Конечно же, напрямую он никогда не говорил, что получает информацию от Комитета государственной безопасности, и что является человеком, работающим на него. Но всем, тем не менее, все было понятно.

Вообще все страны мира, по крайней мере крупные страны мира, традиционно всегда имели и продолжают иметь так называемые санкционированные каналы утечки информации. Виктор Луи был одним из таких каналов, причем далеко не единственным.

В том же фильме есть персонаж, достаточно давно живший в Москве, начавший свою деятельность задолго до Виктора Луи. Это был американец Стивенс, который еще в 1934 году приехал в СССР и работал здесь сначала как сотрудник советских информационных агентств, потом он стал корреспондентом американских газет, на какое-то время возвращался в США, потому что после войны он достаточно резко выступал с критикой режима Сталина.

Но после смерти Сталина он снова приехал в СССР, ему был выделен МИДом отдельный особняк в Гагаринском переулке, принадлежавший УпДК. И там существовал вполне официальный салон, где  в неформальной обстановке могли встретиться представители западного дипкорпуса, иностранных разведок с советскими официальными лицами и также с представителями советской интеллигенции.

Как раз жена Стивенса Нина Бондаренко, по некоторым данным, … скорее больше работала на нас и, может быть, частично на американцев. Хотя главная ее заслуга заключается в том, что она была тем человеком, который познакомил западный мир с современным советским искусством. Потому что первые выставки современных советских художников-нонконформистов как раз на Западе устраивала Нина Бондаренко. И особняк Стивенса был тем местом, где достаточно часто выставлялись, продавались, раскручивались современные советские художники.

Считается, что Луи в свет вывел Стивенс, когда Луи вернулся из лагеря. Он попал в тюрьму в достаточно молодом возрасте, у него вообще было достаточно интересное и своеобразное детство, потому что, будучи маленьким ребенком, он остался без родителей, они умерли, он года два провел в детском доме, в Сталинске, это сейчас Новокузнецк.

Затем его бабушка, которая жила в Москве, забрала его из детского дома, привезла в Москву и устроила помощником повара в ресторан «Метрополь».

Елена Рыковцева: В какой момент он сменил фамилию?

Алексей Волин: С Левина на Луи?

Елена Рыковцева: Да.

Алексей Волин: Видимо, в лагере. Как у любого человека, имеющего достаточно туманную биографию, его прошлое…

Елена Рыковцева: Потому что потом по легенде своей же собственной, он говорил, что его в лагерь посадили за его замечательную иностранную фамилию Луи.

Алексей Волин: Формально статья, по которой он сидел в лагере, называлась «спекуляция». Другое дело, что в те времена спекуляцией могло быть все что угодно, включая полученную от иностранцев пачку сигарет.

…Дмитрий Косырев: Актер, играющий Виктора Луи, Вержбицкий — он просто прекрасен. Я никогда не видел его живьем, но я вижу человека, вижу суть психологии человека. Это совершенно феноменальная личность. Кстати, вы его обозвали разведчиком и шпионом.

Елена Рыковцева: Нет, я его обозвала полушпионом, полужурналистом, какой-то такой микс не очень понятный. Ведь профессия-то редчайшая.

Дмитрий Косырев: Это очень редкая профессия, но она существует, и она сегодня есть.

Елена Рыковцева: Вы ее обозначьте по-другому.

Дмитрий Косырев: Это политический агент очень высокого класса и высокого уровня. Это люди, которые обеспечивают существование мира, не всегда успешно, правда, но существование мира без войны, какой он есть.

То есть они всегда были и всегда будут в любые века – в средние, не очень средние. Они есть сейчас и будут завтра. Маленький пример приведу. Когда Обама не только не был в Овальном кабинете, его еще не совсем избрали, с Москвой уже работала группа таких людей. Они неофициальные были лица абсолютно, и они могли спокойно говорить о чем угодно, не представляя официально никого и ничего.

Они говорили о том, как наши отношения завел в тупик Джордж Буш, и что Обама очень хорошо понимает, как их вывести из этого тупика. И с такими людьми говорили в Москве. Со стороны американцев работали Киссинджер, Мадлен Олбрайт.

Вот эту роль играл Виктор Луи, то есть агент, который дополняет, заменяет официальные каналы общения. Причем он крутил сам этими самыми источниками информации, это человек, который не боялся кинуть вызов и Андропову, и Щелокову, то есть это был самостоятельный игрок.

Елена Рыковцева: Вы очень романтизируете его функцию сейчас, Дмитрий. Судя по тому, что нам показали, он занимался совершенно непотребными вещами. Да, иногда он информировал Запад, к примеру, о том, что состоится отставка Хрущева. Но иногда он дезинформировал Запад, когда вычищались и искажались мемуары, в частности, Светланы Аллилуевой, когда он вбрасывал компромат в английскую прессу на Светлану Аллилуеву по просьбе своей жены.

Кстати, у вас в фильме получились «мистер и миссис Смит» — когда муж и жена узнают, что они работают на иностранные разведки постфактум. И даже семейный скандал возникает по этому поводу.

Алексей Волин: Ну, семейный скандал там все-таки происходил не совсем оттого, что жена работала на иностранную разведку.

Елена Рыковцева: Оттого, что он об этом узнал не сразу.

Алексей Волин: А  оттого, что она пыталась его использовать.

Елена Рыковцева: Но он также не знал про ее работу! Так вот, Дмитрий, вы говорите о том, что вот всего лишь неформальный способ общения. Но это же неформальный способ дезинформации к тому же.

Дмитрий Косырев: А дезинформация – это то, чем питается мир в том числе. Никуда не обойтись.

Елена Рыковцева: Почему это без нее не обойтись?

Дмитрий Косырев: Не знаю почему. Так получилось в жизни. Каждая цивилизация, каждая страна имеет какие-то свои мифы. Если их вот так взять и сломать резко сразу, то людям просто плохо будет.

Елена Рыковцева: Я плохо себе представляю, чтобы в Соединенных Штатах Америки придумали, как исказить чьи-то мемуары, и забросить в Советский Союз искаженные мемуары какого-нибудь Джона Рида.

Алексей Волин: Легко.

Елена Рыковцева: Легко? Так расскажите, когда это было? С кем, с какими мемуарами, написанными в Америке?

Алексей Волин: Дело в том, что любые мемуары, которые проходят публикацию, они в той или иной степени искажаются. Потому что они редактируются, начиная от того, что человек, который их пишет, четко от издателей получает задания, что интересно, какие линии интересны, какие линии не очень интересны.

Елена Рыковцева: Это другой вопрос, когда автор добровольно пишет то, чего хочет  редакция. А вот когда готовые мемуары искажаются в угоду политике…

Алексей Волин: Автор добровольно пишет то, что хочет редакция, потому что редакция ему за это платит. Если автор пишет то, что редакции или заказчику не нравится, ему за это не платят. Это первое.

Елена Рыковцева: Но ему и не закажут то, что не понравится.

Алексей Волин: Второе. Те же самые американцы, получив мемуары Хрущева, прекрасным образом были осведомлены, что мемуары прошли обработку. И это их ни в малейшей степени не смутило. Это игра, в которую играют все. В нее играют американцы, в нее играют немцы, в нее играют англичане. Любая уважающая себя страна занимается этим.

Что касается возможности дезинформации, извините, я могу вам напомнить пример из совершенно недавнего прошлого. Не далее чем на прошлой неделе в Париже завершился судебный процесс, когда бывший премьер-министр обвинялся нынешним президентом страны в преднамеренной дезинформации. Куда уж дальше?

Елена Рыковцева: Но вы так и не привели пример книги, которую отредактировало бы правительство США, без согласования с автором этих мемуаров, как вот обвели вокруг пальца бедного Хрущева. Вы же примеры не привели такой книги, это уникальная история, абсолютно советская история.

Дмитрий Косырев: Просто мы эффективнее работаем.

Елена Рыковцева: Без согласия автора.

…Я бы хотела получить ваши оценки самой этой личности Виктора Луи.

Алексей Волин: Это был человек, который в достаточно несвободной стране, которой был Советский Союз, мог жить как свободный человек и так, как ему нравится. То есть он всех победил.

Елена Рыковцева: Он поставил эту задачу, и он ее выполнил: я хочу жить так?

Алексей Волин: Было три возможности в Советском Союзе, условно говоря. Возможность первая…

Елена Рыковцева: Возможность жить богато? Возможность чего?

Алексей Волин: Вообще, возможность существования. Первая возможность – это биться головой об стенку, что делали диссиденты, что ни к чему не приводило. Они тогда и сейчас оставались на уровне скорее городских сумасшедших. Возможность вторая – подстроиться под режим. И возможность третья – использовать режим в своих интересах. Виктор Луи гениально использовал советский режим в своих интересах.

Дмитрий Косырев: Таких людей было немного.

Елена Рыковцева: Что в фильме доказано — из тех фактов, что вы привели, — а что допущение?

Алексей Волин: Все события, изложенные в фильме, они документальные, потому что Виктор Луи сообщал об отставке Хрущева, Виктор Луи сидел в лагере, Виктор Луи передавал исправленные мемуары Солженицына и Светланы Аллилуевой…

Елена Рыковцева: У вас в фильме нет Солженицына.

Алексей Волин: Виктор Луи ездил с тайной миссией на Тайвань, с которым не было тогда дипломатических отношений. Виктор Луи работал по отказникам, Виктор Луи был первым, кто сообщил, что в 1978 году взрыв был в московском метро, Виктор Луи занимался позитивным имиджем Андропова в глазах зарубежной общественности.

Елена Рыковцева: Это все установлено?

Алексей Волин: Это все установленные факты. Не установлено то, что всегда не установлено, в любой истории.

Елена Рыковцева: Мотивация.

Алексей Волин: Мотивация. Почему было сделано так, а не иначе? И здесь мы занимались психологическим моделированием. Потому что нам было очень важно понять. Тот же самый момент. Виктор Луи подошел к Хрущеву и уговорил Хрущева передать мемуары через него.

У меня, например, сразу же, когда мы работали над сценарием, возникал вопрос. Ведь до того момента Луи был человеком, который сообщил Западу об отставке Хрущева. Как он мог убедить Никиту Сергеевича работать через него?

Елена Рыковцева: У вас в фильме он ровно этим и убеждает. «Вот я тот человек, вы можете мне доверять. Я же правду сообщил миру».

Дмитрий Косырев: Нужно понимать психологию Хрущева, который тоже был таким же игроком и тоже человеком азартным. И Луи. Это совпало.

Алексей Волин: Да, потому что мы занимались исключительно психологическим моделированием.

Елена Рыковцева: Конструировали логику его поступков.

Алексей Волин: Мы проигрывали ситуации через несколько вариантов, вплоть до того, здесь так, здесь так… В какой-то момент упирались в тупик. И потом мы поняли, что единственный вариант заинтересовать Хрущева – было в лоб сказать ему: «Я сообщил о вашей отставке». Если он проявляет интерес – все, он попался.

Елена Рыковцева: Тогда проиграйте мне все-таки то, чего я не получила в фильме. Ему это нравилось, ему это не нравилось, он был вынужден, это была цель, к которой он стремился? Как он сам относился к такой своей миссии странноватой?

Алексей Волин: Это драйв.

Дмитрий Косырев: Это адреналинщик.

Алексей Волин: Это драйв. Это грандиозный игрок. Он доказывал сам себе и всем, что он это может. И действительно, оказалось, что смог. Конечно, ему повезло.

Елена Рыковцева: Это просто удивительно, как он уцелел. Для меня это загадка историческая, как он выжил.

Алексей Волин: Он был еще к тому же умный человек.

Дмитрий Косырев: Не заигрывался.

Алексей Волин: Или просто везение, которое всегда есть. Это человек, который яростно пытался доказать всем, что он не мышь, и что если он мышь, то такая, которая рычит.

Елена Рыковцева: Или Андропов, на которого он работал, в конечном итоге оказался снисходителен по отношению к нему? В конце концов, он же работал собственным корреспондентом Юрия Андропова, судя по вашему фильму. Я не знаю, какие у него еще были кураторы. И получается, что Андропов его страховал до своей кончины, хотя однажды и был готов сдать в шанхайской операции. А после кончины, видимо, было уже не до Виктора Луи, поэтому тот уцелел.

Алексей Волин: В принципе, для разведки, впрочем, как и для дипломатии, сдать человека или сдать фигуру – это не является чем-то предосудительным. Вы, когда играете в шахматы, вы же не испытываете моральных терзаний оттого, что вы жертвуете не только пешкой, но и ферзем или слоном. Это нормально.

Вы строите большую комбинацию и пребываете несколько в другом мире, с другим масштабом ценностей, где и человек, и человеческие чувства, и человеческие отношения не так воспринимаются, как в обычной жизни. Поэтому для участников этой большой игры вопросы морали играют крайне второстепенную роль.

Елена Рыковцева: Алексей, вы отказались от линии Солженицына и Сахарова в его биографии для того, чтобы сделать его немножко попозитивнее?

Алексей Волин: Нет, просто в три серии невозможно уложить все. Это та проблема, с которой всегда сталкиваются люди, которые что-то пытаются написать, снять, организовать. Потому что количество фактов всегда значительно больше, чем то, что может вместить сюжетная линия. А так как это все-таки фильм не чисто документальный, а скорее это все-таки художественная реконструкция, то здесь уже сюжетная линия задавала вполне понятные ограничения.

Елена Рыковцева: По фильму так и осталось непонятным: как ему удалось стать журналистом, работающим на иностранные издания? Собственно, его и вербовать начали именно потому, что он на них работал. Это осталось темным пятном. Вот он освободился из лагеря, и вдруг мы видим его уже через несколько лет журналистом шведского издания. Как он переродился в журналиста?

Алексей Волин: Западные источники описывают следующую историю. В лагере познакомился с большим количеством интересных людей, например, вместе с ним в одном лагере находились такие известные театральные деятели, как Фрид, как бывший муж Светланы Аллилуевой, большое количество иностранцев.

В лагере Луи выучил два иностранных языка, он выучил английский и турецкий, находясь там. У него оказались знакомства с рядом иностранцев, которые отбывали срок заключения. Причем как раз в лагере он научился очень тонко балансировать между различными группировками, что потом пригодилось ему в жизни. Потому что там, с одной стороны, были уголовники и зэки, которые обеспечивали грубую физическую силу, и с ними нужно было дружить, потому что это было физическое прикрытие.

И в лагере находились иностранцы, с которыми можно и нужно было дружить, потому что от них можно было учиться языку, они могли поделиться посылками.

Плюс в лагере находилась интеллигенция, с которой опять-таки можно было пополнить свое образование. Чем он в полной мере и воспользовался.

И, вернувшись из лагеря, он как раз оказался в доме у Стивенса, который к тому времени уже спокойно жил в Москве, где рекомендацией ему служили как раз его иностранные знакомые, с которыми он находился в лагере. И Стивенс, как пишут иностранцы, устроил его корреспондентом шведской газеты. Но мы – не наивные люди, не вчера родились на свет, неплохо помним, как оно было в Советском Союзе, и прекрасно отдаем себе отчет, что придти с улицы без согласия органов тогда в иностранную газету было невозможно.

Поэтому дальше уже предположения, так как агентуру никто никогда не сдавал, и по ней никаких документов вам никогда не покажут и не откроют, но, зная механизм, резонно предположить, что среди прочего в лагере у него, видимо, и были определенные отношения с оперативными работниками. И, скорее всего, первая вербовка состоялась в лагере.

Может быть, как раз в том числе это была вербовка на почве его отношений с иностранцами. И когда он прибыл в Москву, то линия развития контактов с иностранцами вполне могла Комитет на тот момент устраивать.

Другое дело, что Луи все-таки, в чем его отличие, в чем его величие в этой ситуации, смог поставить это не на пользу Комитета, который использовал его, а на пользу себе и начал свою самостоятельную игру, на себя.

Елена Рыковцева: Да, удивительно. Он между такими игроками оказывался даже в вашем фильме – между МВД и КГБ, в частности, вот в этих передрягах, и всегда выходил сухим из воды. И я хочу получить консультацию у Дмитрия как специалиста, как китаиста, по поводу этой истории Шанхайской.

Дмитрий Косырев: Тайбэйская.

Елена Рыковцева: Да. Мне логика этой истории неясна. Виктор Луи уже действует как подпольный дипломат, неформальный дипломат. Андропов отправляет его к сыну Чан Кайши. На тот момент не было отношений никаких дипломатических.

Дмитрий Косырев: И сейчас нет.

Елена Рыковцева: И сейчас нет. И поэтому отправляют журналиста, а не дипломата. Для того, чтобы как-то нейтрализовать Китай в той ситуации — это была ситуация с Даманским полуостровом. Луи докладывает об успехе переговоров, и Андропов приказывает довести это до сведения Китая, при  этом заявляя: «А если Луи из-за этого пострадает, если его убьют, накажут за то, что Китай узнал, то ничего страшного, надо чем-то жертвовать».

Но почему его должны были наказать? Почему сын Чан Кайши мог посчитать это предательством? Ведь переговоры же ровно для того и велись, чтобы о них узнал Китай, и это бы его нейтрализовало!

Дмитрий Косырев: Во-первых, сейчас я буду страшно ругаться, это единственный эпизод в фильме, который у меня вызвал массу всяких мыслей. Я не знаю, зачем нужно было этого грозного красавца выводить на арену под видом сына Чан Кайши? Мы же знаем, кем был Цзяньгуа, он потом был президентом Тайваня. Это такой кругленький человечек лет 50 с чем-то тогда. Глазки были не видны за щечками, за очками. Совершенно он не страшный. И угроза Виктору Луи в этой ситуации была не в том, что его убили бы и сгноили в какой-то камере.

Елена Рыковцева: Но ему показали камеру, ему угрожали! И я не поняла почему.

Дмитрий Косырев: Дело в том, что когда идут конфиденциальные переговоры на уровне спецслужб, то есть агентов, которых якобы нет, предполагается, что о них никто не знает. Когда узнают, что на самом деле всего-навсего используют и Виктора Луи, и сына Чан Кайши как пешку для того, чтобы напугать китайцев…

Елена Рыковцева: Так он же ему сразу сказал, что для этого переговоры и ведутся, чтобы напугать китайцев.

Дмитрий Косырев: Но он не мог так сказать. Он вел переговоры об установлении каких-то отношений Москвы и Тайваня. Там даже почему-то было сказано, что Москва пролоббирует место в ООН для Тайваня, которое, кстати, Тайвань и так занимал.

Елена Рыковцева: Он вас уел, Алексей.

Дмитрий Косырев: Уел, конечно. Я же огорчен, с Китаем так нельзя. В целом, я считаю, что угроза, конечно, была преувеличена, драматизирована. Был какой-то кадр немножко искусственный, показали голливудского китайца зловещего, который проводит его по казематам.  А на самом деле, скорее всего, сказали бы ему, что ты дурак – братец, посадили бы его на самолет и послали бы вон. То есть он просто огорчил серьезного человека, второго человека в режиме.

Елена Рыковцева: Но не более того, то есть никакой реальной физической угрозы…

Дмитрий Косырев: Бывают неожиданности, но так, чтобы он настолько подставил, чтобы его там сразу посадили… Зачем? Ну, неделю бы подержали там.

Елена Рыковцева: Ну, это допущение. Алексей соглашается, что это допущение. Послушаем Григория из Москвы.

Слушатель: Алексей Волин упомянул об особняке в Гагаринском переулке. Очень интересное было место. Даже невооруженным глазом всегда было видно, что там проводились какие-то рауты в 80-е годы, там был подземный гараж. А сейчас, по-моему, его не стало.

Алексей Волин: Посольство Абхазии.

Дмитрий Косырев: Продолжает использоваться для мероприятий.

 

Елена Рыковцева: Давайте послушаем Кирилла.

Слушатель: Мне кажется, что многие специалисты в советской стране, у меня дедушка был военный, моряк, он тоже был чекистом. А другой дедушка сидел в лагере, что самое интересное. И получается так, что у меня отношение к чекистам плохое, как если бы, например, представитель фашистской Германии работал в России, даже как вот этот ваш герой, и использовал бы это ради себя. То есть я считаю, что все-таки такие люди, которые там работали, они были двуличные. И это уже плохо, мне кажется.

Елена Рыковцева: Вот я как раз прошу наших слушателей оценить эту личность. Как вы ее восприняли в итоге нашего обсуждения или фильма, который вы, может быть, посмотрели? Светлана пишет: «Тут нам всем отовсюду рассказывают об ужасах лагерной жизни. А вот Луи там и языки выучил, и контакты заточил, и сразу же после лагеря с иностранцами завязался. Это просто не лагерь, а пансионат для изучения иностранных языков. Может, и современные тюрьмы довести до этого же уровня, чтобы люди там языки изучали?»

Алексей Волин: Это зависит не от тюрьмы и не от лагеря, это зависит от человека. Потому что человек может поставить перед собой задачу и как-то попытаться не деградировать в лагерной среде.

Елена Рыковцева: Как Владимир Ильич Ленин, например.

Алексей Волин: Ну, вы царскую-то тюрьму с советской не сравнивайте.

Елена Рыковцева: Поприличнее она была?

Дмитрий Косырев: Ему не давали там чернил.

Алексей Волин: Приходилось молоком писать на хлебе.

Елена Рыковцева: Из мякиша делать чернильницу.

Алексей Волин: Да, вот из мякиша хлебного, и молоком писал. Кому-нибудь из зэков советских расскажите про хлебный мякиш с молочком. Это вообще та беда, которая губит очень многие режимы, потому что мне в свое время довелось оказаться на Робин Айленде, это в Южной Африке, где Мандела сидел. И там водили экскурсии бывшие заключенные, которые были борцы за независимость. Они рассказывали про все ужасы апартеида, как над ними издевались, как их мучили. Они рассказали, что пришел товарищ Нельсон Мандела, при помощи которого они закончили институты, некоторые не один, но самое страшное, они говорили, что, как и наша тюрьма, она была очень жесткого режима, и разделена на секции. И заключенным в разных секциях было запрещено общаться друг с другом.

Но, рассказывали экскурсоводы, мы обманули белых колонизаторов. Когда мы играли в теннис, мы закладывали в теннисный мячик записки и перекидывали с одной секции на другую. Вот после этого все рассказы про ужасы апартеида, во-первых, меркнут, во-вторых, мне стало ясно, почему все-таки режим не удержался.

Дмитрий Косырев: Но мы ушли от вопроса. Я этого ждал, что будет вопрос о том, что вообще какой ужасный человек Виктор Луи, который сотрудничал с этим режимом.

Елена Рыковцева: Да. Это оценка, не вопрос, которую я прошу слушателей дать этому человеку. Я уже поняла, что вы то к нему относитесь с восторгом.

Дмитрий Косырев: С восхищением полным, да. Более того, в общем-то, мы и к режиму нормально относились. Мы все в этом режиме работали. И опять-таки я должен сказать…

Елена Рыковцева: Знаете что, одно дело – работать в этом режиме, другое дело – сотрудничать с этим режимом в такого рода вещах.

Дмитрий Косырев: А какого рода вещах? Извините меня. Любой режим всегда имеет свои разведки, любой режим имеет свои спецслужбы.

Елена Рыковцева: Это же не значит, что вы лично согласитесь с ним работать в этой разведке. Это же не значит, что вам это приятно и симпатично.

Дмитрий Косырев: Да посмотрите сегодня, что творится. Я считаю, что на роль Виктора Луи претендуют сотни корреспондентов в Москве, иностранных и не иностранных. Просто вот это неповторимо.

Елена Рыковцева: А сегодня они нужны — такие Викторы Луи?

Дмитрий Косырев: Они нужны, конечно, они всегда нужны будут. Просто нет такой остроты, нет такой ситуации.

Алексей Волин: Каналов больше.

Дмитрий Косырев: Каналов стало столько, что уже такого одного великого Луи нету.

Елена Рыковцева: То есть очередь есть, а потребности нет.

Алексей Волин: Это как раз к вопросу о том, плохо или неплохо — та ситуация, что сейчас, правильно Дмитрий сказал, такая куча желающих оказаться в этой роли.

Елена Рыковцева: Давайте уточним. Желают чего? Пойти в КГБ, договориться о сотрудничестве и сливать в иностранную прессу то, что нужно органам?

Алексей Волин: Да. И в свою тоже.

Елена Рыковцева: И есть много желающих?

Дмитрий Косырев: Конечно.

Алексей Волин: Естественно. А вы почитайте газеты. Там зачастую, простите, когда в 3-4 газетах появляются практически аутентичные тексты, это что такое?

Елена Рыковцева: Нет, это вы мне не рассказывайте. Я за этим слежу очень внимательно, за тремя-четырьмя текстами. Как раз там совершенно другое. Там КГБ вообще ни при чем. Есть очень конкретная партия в России, у которой есть конкретное пиар-агентство.

Алексей Волин: Или коммерция.

Елена Рыковцева: Или коммерция. Через это пиар-агентство эти тексты размещаются в газетах. Здесь КГБ вообще 25-й стороной.

Дмитрий Косырев: А раньше не было ни пиар-агентств, ни коммерции. И всем приходилось заниматься достаточно дееспособной структуре, где работали, кстати, вполне себе образованные люди.

Елена Рыковцева: «Этот Луи – ловкий, оборотистый спекулянт, проходимец, такая же темная личность, как и Андропов», — Татьяна нам пишет.

«Как вы думаете, какую цель преследовал известный Труффальдино, служа двум господам одновременно? Вот вам и ответ», — Игорь Антонович.

Я хочу спросить еще об одном пятне, которое осталось в фильме белым. Это момент между тем ударом, который хватил Виктора Луи, когда он по телефону узнал о том, что он больше не нужен — это было после смерти Андропова — и больницей, в которой он окажется в 1992 году. По фильму получилось, что его хватил удар, и он на много лет оказался в больнице, где и умер в 1992. На самом деле, это не так.

Алексей Волин: Дело в том, что мы были ограничены тремя сериями. Если бы мы снимали шестисерийный фильм, то можно, конечно, было бы вместить в промежуток с 1984 по 1992 год огромное количество вещей, включая то, что было рассказано про академика Сахарова, когда Луи занимался этим, включая то, что Луи был человеком, который передал на Запад протоколы допроса Матиаса Руста, приземлившегося на Красной площади.

А дальше случилось то, что случилось. В СССР появилась гласность и перестройка. Кстати, Луи еще пытался, у него была идея фикс, он очень активно пытался восстановить дипотношения между СССР и Израилем. Но количество каналов увеличилось. И уникальное коммерческое предложение, которым обладал Виктор Луи, стало сходить на нет.

… Елена Рыковцева: Людмила Николаевна из Москвы, здравствуйте.

Слушатель: Известная фраза «если звезды зажигают…», и еще известно, что Первый канал ничего просто так не делает. Почему именно сейчас появился этот фильм?

Елена Рыковцева: Хороший вопрос. Алексей, почему?

Алексей Волин: Потому что сейчас проявляется зрительский интерес к тому, что было. И сам по себе жанр такого исторического  расследования, исторической реконструкции становится востребованным.

Дальше для того, чтобы это было интересно зрителям, нужно найти энное количество авантюристов, искателей приключений, плутов. По сути дела, это же такое возрождение плутовского романа, который был крайне распространен в позднее средневековье. Поэтому в связи с тем, что есть спрос со стороны публики, Первый канал это и сделал.

Елена Рыковцева: «Луи был человеком аморальным, который работал на советскую репрессивную систему», — так считает Николай Ефимович.

Есть такая цитата в книге Тьерри Волтона:  «В лагере Виктор Луи являлся стукачом, он вступал в контакт в основном с заключенными интеллигентами, завоевывал их доверие, фиксировал их откровенные высказывания, затем сообщал о них руководству лагеря».

Здесь также рассказывается история с Солженицыным: «В международный аспект его деятельности входила дискредитация врагов СССР и сдерживание кампаний в поддержку советских диссидентов. Еще задолго до высылки Солженицына из СССР он неоднократно пытался дискредитировать писателя…»  Якобы Солженицын, который в один период с ним был в лагере, и рассказал о том, что он был стукачом. Кроме Солженицына, есть подтверждения, что Луи там занимался этим?

Алексей Волин: По технологии ни один человек в жизни никогда не сможет вам доказать, что тот или иной гражданин являлся или является стукачом.

Елена Рыковцева: Почему? Человек приходит на допрос, ему выкладывают показания такого-то конкретного персонажа.

Дмитрий Косырев: Это как это? Кто же агентуру то запалит?

Алексей Волин: Даже такую мелкую.

Елена Рыковцева: Есть такой персонаж современной российской истории, про которого говорили, что он – стукач именно потому, что его коллегам выкладывали на допросах эти его записки.

Дмитрий Косырев: Это смешно. Вот чехи пытались это все рассекречивать. Оказалось, что стукачами были все.

Елена Рыковцева: Но тогда непонятно, почему у человека такая репутация.

Дмитрий Косырев: Там в сообщениях был очень интересный момент. Вот такой взгляд – «сотрудничал с советским режимом». Вы знаете, это потрясающе совершенно.

Елена Рыковцева: Ну, понятно же, как сотрудничал.

Алексей Волин: С советским режимом сотрудничало 250 миллионов жителей Советского Союза.

Дмитрий Косырев: Совершенно верно. И одна диссидентша такая закоренелая как-то другому диссиденту маленькому объясняла: вы в булочную к ним туда ходите, значит, вы с ними сотрудничаете. Напомню слушателям, что тогда булочные были тоже государственными.

Елена Рыковцева: Да нет же, не надо все доводить  до абсурда. Понятно же, что ни один из этих 250 миллионов не ходил в кабинет Андропова, и от него лично не получал указания дискредитировать того или этого.

Алексей Волин: А остальные 250 миллионов ему завидовали.

Елена Рыковцева: Неправда.

Дмитрий Косырев: У Виктора Луи был выбор, очень интересный выбор.

Елена Рыковцева: Вы плохо думаете о советских людях. Если он советский человек, значит, он хочет работать с КГБ.

Дмитрий Косырев: И с КГБ, и вообще работать.

Алексей Волин: Любой нормальный человек хочет быть успешным, востребованным и состоятельным.

Елена Рыковцева: Но не такой же ценой!

Дмитрий Косырев: Какая цена? Цена – потрясающая, интереснейшая жизнь.

Елена Рыковцева: Ценой репутации собственной.

Дмитрий Косырев: Какая репутация?

Алексей Волин: Отличная репутация.

Елена Рыковцева: Какая же она отличная, когда слушатели пишут нам «фу!»?

Дмитрий Косырев: Ну, и что? Есть разные слушатели.

Алексей Волин: От зависти.

…Елена Рыковцева: Как, скажите, пожалуйста, уважаемые коллеги, относились — я тоже жила в Советском Союзе, но я про него ничего не знала — как относились к этой фигуре граждане, насколько он был известен в широких кругах советских граждан?

Алексей Волин: В широких был неизвестен. А в узких кругах был достаточно известен и он, и Стивенс.

Елена Рыковцева: Вы про него знали, когда были ребенком?

Алексей Волин: Нет.

Елена Рыковцева: Студентом?

Алексей Волин: Нет, когда был ребенком и студентом, не знал. Я вообще должен сказать, что впервые, к моему стыду, при том, что мне на самом деле стыдно и обидно, что я об этом не знал, потому что как раз в конце Советского Союза я работал в Агентстве печати и новости, которое занималось международной пропагандой, где сейчас трудится Дмитрий, к своему стыду, я впервые услышал о Луи от Константина Львовича Эрнста, который сказал, что вот был такой уникальный персонаж, попробуй покопать и чего-нибудь про него, может быть, сделаем.

Елена Рыковцева: Вообще, уникальность ситуации состоит в том, настолько об этом уникальном никто не знает. При том, сколько было разоблачений, открытий за эти годы.

Алексей Волин: Но когда я начал потом уже общаться и разговаривать с людьми, в том числе и более старшими, которые в 70-е годы работали в международной журналистике, в том числе и в разведке, в контрразведке, то да, они уже о нем говорили, они о нем знали.

Елена Рыковцева: Теперь кому ни позвонишь, вот я звонила перед нашим эфиром: «Я был с ним знаком…»

Алексей Волин: После фильма то конечно.

Елена Рыковцева: А вы когда узнали о нем?

Дмитрий Косырев: Я о нем слышал в 70-е годы.

Елена Рыковцева: А, все-таки слышали.

Дмитрий Косырев: Но это такой завистливый был шепот.

Елена Рыковцева: Вот вы все-таки считаете, что завистливый.

Алексей Волин: Я уверен в этом.

Дмитрий Косырев: Я знаю. » ⁸

Не так давно все было ясно в таком деликатном деле, как внешняя разведка: свои агенты – работающие за чистую идею разведчики и военные герои, чужие – работающие за грязные деньги шпионы и матерые диверсанты. Эта исчерпывающая ясность не оставляла места для вопросов. Более того: любые вопросы неизбежно показались бы неуместными, и дотошному вопрошающему грозили реальные кары, вплоть до посадки.

Белое есть белое, черное есть черное. Точка.

Виктор Луи, московский журналист, не вписывался в эту схему… ⁴