Бал пылающих людей

Приготовления к балу-маскараду

Предполагалось, что это будет просто очередной маскарад. 28 января 1393 года, когда день сменился сумерками, слуги сновали по коридорам отеля Сен-Поль в Париже, завершая последние приготовления к вечеру, обещавшему быть весельем и пиршеством. На столах были расставлены обильные яства; музыканты готовили свои инструменты.
А в соседней комнате для шестерых молодых дворян шили в костюмы изо льна, чтобы они напоминали диких лесных дикарей из сказки. Они должны были стать центральным героем сегодняшнего развлечения; их личности были скрыты масками, они должны были гарцевать и выть перед толпами восторженных гостей, которые со смехом пытались бы угадать, кто они.
Пока шестеро танцоров тихо разговаривали и шутили друг с другом, в то время как первые гости начали входить в бальный зал, никто не мог знать, что эта ночь закончится пожаром и смертью и ухудшит и без того хрупкое душевное состояние короля.

Король, вдова и вечеринка

Король, по сути, был одним из этих шести молодых людей, облачившихся в свой льняной костюм. У Карла VI Французского выдался напряженный год — всего полгода назад его охватил приступ психоза в лесах Ле-Мана, который заставил его в слепой ярости убить четырех своих рыцарей. После того, как его усмирили, он впал в кому, которая длилась четыре дня, в течение которых по всему королевству распространился шепот, что он стал жертвой яда или колдовства.

Когда король очнулся, к нему вернулись умственные способности, и он немедленно выразил горечь содеянного. Он искал покаяния у Бога, посещая мессу и исповедуясь, прежде чем удалиться в загородный замок Крей, где он надеялся, что свежий воздух может поправить его здоровье.
В его отсутствие несколько могущественных придворных кружили над троном, словно стервятники, готовые захватить главенствующее место в Регентском совете, если состояние короля ухудшится. К счастью, Карл VI вернулся в Париж до конца года, готовый возобновить правление. Однако врачи всё ещё беспокоились о его здоровье и рекомендовали ему не браться за дела, которые могли бы вызвать чрезмерный стресс и привести к очередному нервному срыву.
Отчасти в угоду королю, его жена, королева Изабо Баварская, решила устроить бал-маскарад во вторник перед Сретением. Официально бал был приурочен к третьему браку одной из её фрейлин, Екатерины де Фаставерин, с конюхом королевского двора. Повторный брак вдовы традиционно был поводом для насмешек и шалостей, а поскольку Екатерина была дважды вдовой, это относилось к ней вдвойне. Поэтому королева Изабо и её подруги решили устроить шаривари – самый возмутительный из средневековых праздников, который часто отличался забавными переодеваниями, развратными танцами и громкой, нестройной музыкой.
Королева знала, что главное событие вечера должно быть чем-то особенно впечатляющим, и поэтому обратилась к тому, кто умел мыслить только эффектно. Это был Гугет де Гизей, молодой придворный, заработавший репутацию проказника и изобретателя коварных замыслов. Закоренелый бабник и профессиональный тусовщик, он часто заходил слишком далеко в своих кутежах – он получал садистское удовольствие, унижая и избивая слуг из простого народа, называя их собаками и бил плоским концом меча. Если слуга ему не нравился, Гугет заставлял его лечь на землю и пинал шпорами, рыча «Гав!» в ответ на вопли несчастного от боли.
Именно этот довольно сомнительный дворянин предложил главное зрелище вечера: шестерых танцоров, замаскированных под лесных дикарей. Выбор «лесных дикарей» в качестве масок сам по себе был довольно провокационным, поскольку в средневековой Европе лесные дикари были мифическими фигурами, живущими вне благодати Божьей. Обычно их изображали как грязных, лохматых зверей, живущих в темных лесах вдали от цивилизации, лишенных души и человеческих эмоций. Они танцевали при свете костра, заклиная демонов и других нечестивых духов; именно этот ритуал вызова демонов Гугет надеялся повторить сегодня вечером. Он подумал, что использование языческих лесных дикарей будет идеальным способом подразнить невесту, поскольку повторный брак считался святотатством.
Тот факт, что танец заставит некоторых чопорных церковных чиновников поежиться, был для Гугета дополнительным преимуществом. Королева Изабо с радостью согласилась с этой идеей и предложила, чтобы ее муж был одним из танцоров — ему наверняка понравится это развлечение, и остальным гостям может быть интересно узнать, что король был одним из дикарей, танцующих перед ними.
Итак, в тот роковой вечер короля Карла VI одевали в костюм из льняного полотна, пропитанного смолой, так что он казался «лохматым и волосатым с головы до ног». Остальные пять танцоров были молодыми людьми и друзьями короля – одним из них был Гугет де Гизе, а также сьер де Нантуйе, граф де Жуаньи, Эмери де Пуатье и Ивен де Фуа, незаконнорожденный сын графа де Фуа.
Их костюмы были легковоспламеняющимися, поэтому факелы должны были гореть на подсвечниках на стене бального зала, далеко от места, где должны были находиться танцоры. Королева и её друзья приложили все усилия, чтобы предупредить гостей не держать факелы и не подносить открытый огонь к танцорам.
Когда всё было готово, музыканты заиграли громкую и шумную музыку, и гости начали заполнять бальный зал. Танцоры обменялись последними озорными взглядами, надели маски и последовали друг за другом на вечеринку.

Горящие люди

Шестеро дикарей вошли в комнату, танцуя перед гостями и делая непристойные жесты. Воздух наполнился смехом, смешиваясь со странной, диссонирующей музыкой.

Вскоре один из дикарей подошел к 15-летней герцогине Беррийской, которая, к своему большому удивлению и радости, узнала в нем короля. Кроме нее и королевы, никто больше, казалось, не замечал, что король находится среди группы дикарей, которые танцевали в большом кругу, время от времени останавливаясь, чтобы выть, как волки.
Примерно в это время в бальный зал вошли двое молодых дворян. Одним из них был Людовик I, герцог Орлеанский, 20-летний младший брат короля, а другим был его друг Филипп де Бар. Двое юношей провели последние несколько часов, выпивая в другой части дворца. По тому, как они, пошатываясь, вошли, было ясно, что они изрядно напились. Любой гость, не следивший за зрелищем шести танцующих дикарей, мог заметить, что в комнате стало немного светлее, когда вошли двое молодых людей, поскольку оба несли факелы.

Смеясь, Людовик Орлеанский подошёл к одному из танцоров и протянул факел, надеясь взглянуть на его лицо. При этом несколько искр от факела упали на костюм мужчины – в одно мгновение танцор вспыхнул. Его крики были едва слышны за грохотом музыки, поскольку пламя жадно пожирало смолистый воск, покрывавший его костюм, пожирая его целиком.
Вскоре пламя распространилось, охватив ещё одного танцора, затем ещё одного. Когда гости поняли, что происходит, они начали кричать и паниковать, толкая друг друга локтями, чтобы спастись от горящих мужчин, корчащихся перед ними.
Королева Изабо, не зная, кто из танцоров её муж, пронзительно вскрикнула и упала в обморок. К счастью, молодая герцогиня Беррийская быстро сообразила и набросила на короля свои длинные юбки, тем самым закрыв его от пламени. Это, вероятно, спасло ему жизнь.

Другой танцор, сьер де Нантуйе, загорелся, но успел прыгнуть в винный холодильник, наполненный водой. Он тоже был спасён.
Остальным четверым мужчинам повезло меньше. Они кричали, когда пламя расплавило их костюмы прямо на их коже. Один летописец ужасно описал, как их пылающие гениталии упали на пол, выпуская поток крови. Несколько гостей бросились вперед, чтобы помочь горящим мужчинам и получили серьезные ожоги, пытаясь потушить пламя. В конце концов им это удалось, но было слишком поздно.
Граф де Жуаньи был уже мертв, сгорев дотла на полу бального зала.

Ивен де Фуа и Эмери де Пуатье два дня мучались от ожогов, прежде чем оба скончались от ран. Гугет де Гизе, зачинщик всей этой истории, умер последним, прожив еще три мучительных дня, прежде чем испустить дух. Он провел свои последние часы, проклиная своих коллег-танцоров, как живых, так и мертвых. Несмотря на ужасающую природу смерти Гугета, простой народ не забыл его жестокости: когда его гроб несли по улицам Парижа, люди приветствовали его насмешливыми криками: «Лай, собака, лай!»

Последствия Бала пылающих людей

В последующие дни весть о трагедии распространилась по всей Франции. Это произошло в то время, когда стабильность королевства уже балансировала на острой стороне ножа — последние несколько лет были свидетельствами коррумпированных регентов, налоговых бунтов и безумия короля, в то время как по ту сторону Ла-Манша Англия наблюдала и ждала случая закончить продолжающуюся Столетнюю войну.
Поэтому, когда французский народ узнал о трагедии — вскоре ставшей широко известной как Bal des Ardents , или «Бал Пылающих Людей», — они были оправданно разгневаны, полагая, что жизнь их короля была поставлена ​​под угрозу без всякой причины. Все это дело, казалось, просто служило примером ненужного упадка и расточительства придворной жизни. Чтобы подавить это инакомыслие и народный гнев, король торжественно поскакал в собор Парижской Богоматери, а его дяди покаянно шли за ним. Людовик Орлеанский, безрассудный юноша, которого справедливо обвиняли в катастрофе, искал отпущения грехов, пожертвовав крупные суммы на строительство целестинского монастыря. Однако эти деньги были ранее подарены ему королём, что заставило одного историка задуматься, чья именно душа была отпущена.
В течение следующих нескольких месяцев ропот недовольства начал утихать. Король, однако, так и не смог с этим справиться. И без того психически нездоровый, этот околосмертный опыт лишь ускорил начало его следующего приступа психоза, который с перерывами длился семь месяцев. Он забыл, кто он, не в силах был вспомнить, что он король, и даже что его зовут Карл. Он не узнавал свою жену, королеву Изабо, и в ужасе убегал всякий раз, когда она приближалась к нему, крича:
«Кто эта женщина, вид которой мучает меня?»

Его психические расстройства становились всё более частыми и опасными, поскольку однажды он поверил, что сделан из стекла. Безумие короля погрузило королевство в хаос и, в конечном итоге, привело к гражданской войне, поскольку различные фракции боролись за контроль над Регентским советом.
Бал Пылающих Людей, хотя и был трагическим событием сам по себе, стал переломным моментом для средневековой Франции, проложив путь к нестабильности, которая привела к гражданской войне и, в конечном итоге, к вторжению короля Генриха V Английского, который воспользовался безумием Карла и изменил ход Столетней войны в месте под названием Азенкур.